Неточные совпадения
Да, сегодня она у него, он у ней, потом в опере. Как полон день! Как легко дышится в этой жизни, в сфере Ольги, в лучах ее девственного блеска, бодрых сил, молодого, но тонкого и
глубокого, здравого
ума! Он ходит, точно летает; его будто кто-то носит по комнате.
Как он тревожился, когда, за небрежное объяснение, взгляд ее становился сух, суров, брови сжимались и по лицу разливалась тень безмолвного, но
глубокого неудовольствия. И ему надо было положить двои, трои сутки тончайшей игры
ума, даже лукавства, огня и все свое уменье обходиться с женщинами, чтоб вызвать, и то с трудом, мало-помалу, из сердца Ольги зарю ясности на лицо, кротость примирения во взгляд и в улыбку.
Что ему делать теперь? Идти вперед или остаться? Этот обломовский вопрос был для него
глубже гамлетовского. Идти вперед — это значит вдруг сбросить широкий халат не только с плеч, но и с души, с
ума; вместе с пылью и паутиной со стен смести паутину с глаз и прозреть!
Иногда в ней выражалось такое внутреннее утомление от ежедневной людской пустой беготни и болтовни, что Штольцу приходилось внезапно переходить в другую сферу, в которую он редко и неохотно пускался с женщинами. Сколько мысли, изворотливости
ума тратилось единственно на то, чтоб
глубокий, вопрошающий взгляд Ольги прояснялся и успокоивался, не жаждал, не искал вопросительно чего-нибудь дальше, где-нибудь мимо его!
Она все колола его легкими сарказмами за праздно убитые годы, изрекала суровый приговор, казнила его апатию
глубже, действительнее, нежели Штольц; потом, по мере сближения с ним, от сарказмов над вялым и дряблым существованием Обломова она перешла к деспотическому проявлению воли, отважно напомнила ему цель жизни и обязанностей и строго требовала движения, беспрестанно вызывала наружу его
ум, то запутывая его в тонкий, жизненный, знакомый ей вопрос, то сама шла к нему с вопросом о чем-нибудь неясном, не доступном ей.
Возделанные поля, чистота хижин, сады, груды плодов и овощей,
глубокий мир между людьми — все свидетельствовало, что жизнь доведена трудом до крайней степени материального благосостояния; что самые заботы, страсти, интересы не выходят из круга немногих житейских потребностей; что область
ума и духа цепенеет еще в сладком, младенческом сне, как в первобытных языческих пастушеских царствах; что жизнь эта дошла до того рубежа, где начинается царство духа, и не пошла далее…
— Ну да, гулять, и я то же говорю. Вот
ум его и пошел прогуливаться и пришел в такое
глубокое место, в котором и потерял себя. А между тем, это был благодарный и чувствительный юноша, о, я очень помню его еще вот таким малюткой, брошенным у отца в задний двор, когда он бегал по земле без сапожек и с панталончиками на одной пуговке.
Между бесчисленным количеством мыслей и мечтаний, без всякого следа проходящих в
уме и воображении, есть такие, которые оставляют в них
глубокую чувствительную борозду; так что часто, не помня уже сущности мысли, помнишь, что было что-то хорошее в голове, чувствуешь след мысли и стараешься снова воспроизвести ее.
Благодаря беспрерывному нахождению среди детей она до
глубокой старости сохранит ребяческую душу, ребяческое сердце, ребяческий
ум.
Много «молитв» моих я и до сего дня помню, — работа
ума в детстве ложится на душу слишком
глубокими шрамами — часто они не зарастают всю жизнь.
Талантов никаких, поэзии нема, способностей к работе пропасть, память большая,
ум не разнообразный и не
глубокий, но здравый и живой; сушь и сила, и даже дар слова, когда речь идет об его, между нами сказать, скучнейшей Болгарии.
Он шире раскидывает
умом и глядит куда дальше и
глубже.
Иногда молодёжь подходила к тем огромным и
глубоким вопросам, которые, раскрываясь пред человеком, как бездонные пропасти, властно влекут его пытливый
ум и сердце в свою таинственную тьму.
Патрикей Семеныч имел
ум довольно
глубокий и сосредоточенный, характер солидный и даже немножко важный; он по натуре был фанатик рабской преданности и твердый консерватор старых порядков.
Глубокая и страстная натура княгини страдала неимоверно: Ольга Федотовна рассказывала, что пред тем, как княжну везть в институт, бабушка чуть
ума не решилась.
Но все же передо мной в тяжелые минуты вставали глаза Изборского,
глубокие, умные и детски-наивные… Да, он много думал не над одними специальными вопросами. Глаза мудреца и ребенка… Но, если они могут так ясно смотреть на мир, то это оттого, что он не «увидел» того, что я увидел. Увидеть значит не только отразить в
уме известный зрительный образ и найти для него название. Это значит пустить его так, как я его пустил в свою душу…
Брачные отношения были разобраны ими в самых мельчайших подробностях: много, конечно, Варвара Александровна, обладающая таким
умом, высказала
глубоких и серьезных истин; много в герой мой, тоже обладавший даром слова, сделал прекрасных замечаний; но я не решаюсь передать во всей подробности разговор их, потому что боюсь утомить читателя, и скажу только, что Хозаров отобедал у Мамиловой и уехал от нее часу в шестом.
Поспешно схватил я верхнее платье, отпер дверь, бросился за дерзким, кликнув людей; но нигде не могли его найти, а сказывали, что у ворот останавливалась тройка и в повозке сидел брат Петрусь. Его великого
ума была эта новая мне обида, о которой я не сказал ни батеньке, ни даже моей Анисье Ивановне. Она была в
глубоком сне и ничего не слыхала.
Впрочем Печорин имел самый несчастный нрав: впечатления, сначала легкие, постепенно врезывались в его
ум все
глубже и
глубже, так что впоследствии эта любовь приобрела над его сердцем право давности, священнейшее из всех прав человечества.
Княжна. О! я знаю, что он тебе нравится, но берегись! ты Арбенина не знаешь хорошо, потому что его никто хорошо знать не может…
Ум язвительный и вместе
глубокий, желания, не знающие никакой преграды, и переменчивость склонностей — вот что опасно в твоем любезном; он сам не знает, чего хочет, и по той же причине, полюбив, разлюбит тотчас, если представится ему новая цель!
Но полковник отвечал, что это не воск, а история, и притом самая настоящая, самая правдивая история, которой ни за что бы не должно забыть неблагодарное потомство, ибо она свидетельствует о ясном
уме и
глубокой сообразительности человека из народа.
Будь в нем менее
ума и благородства, не будь в его душе
глубокого поэтического чувства, трудно было бы ему уберечься от дурных влияний.
Он посмотрел на брата с веселой усмешкой. Но Израиль не слышал. Он шел с нами рядом, и на лице его было выражение
глубокой задумчивости, как будто он решал в
уме сложную задачу.
Но Наденька боится. Все пространство от ее маленьких калош до конца ледяной горы кажется ей страшной, неизмеримо
глубокой пропастью. У нее замирает дух и прерывается дыхание, когда она глядит вниз, когда я только предлагаю сесть в санки, но что же будет, если она рискнет полететь в пропасть! Она умрет, сойдет с
ума.
Измерить океан
глубокий,
Сочесть пески, лучи планет,
Хотя и мог бы
ум высокий,
Тебе числа и меры нет!
Не могут Духи просвещенны,
От света Твоего рожденны,
Исследовать судеб Твоих:
Лишь мысль к Тебе взнестись дерзает,
В Твоем величьи исчезает,
Как в вечности прошедший миг.
Все больше я стал убеждаться, что и вообще нужно прежде всего выработать в себе
глубокое, полнейшее безразличие к чувству пациента. Иначе двадцать раз сойдешь с
ума от отчаяния и тоски.
Натуральный
ум может заменить почти всякую степень образования, но никакое образование не заменит натурального
ума, хотя и имеет перед таким человеком преимущество богатства знания случаев и фактов (сведения исторические) и определение причинности (естественные науки) — всё в правильном, легком обозрении; но он от этого не обладает более правильным и
глубоким взглядом на настоящую сущность всех этих событий, случаев и причинностей.
Она всегда блага, всегда божественно-мудра — тою
глубокою мудростью, которой
ум человеческий не должен дерзать даже касаться.
Она-то и дает ребенку способность «знать и понимать много такого, чего никто не знает» — не
умом понимать, а всем существом своим чувствовать
глубокую, неисчерпаемую самоценность жизни.
Войницкий. А профессора, к сожалению, еще не съела моль. По-прежнему от утра до
глубокой ночи сидит у себя в кабинете и пишет. «Напрягши
ум, наморщивши чело, всё оды пишем, пишем, и ни себе, ни им похвал нигде не слышим». Бедная бумага! Сонечка по-прежнему читает умные книжки и пишет очень умный дневник.
В 1872 году Глеб Успенский был в Париже. Он побывал в Лувре и писал о нем жене: «Вот где можно опомниться и выздороветь!.. Тут больше всего и святее всего Венера Милосская. Это вот что такое: лицо, полное
ума глубокого, скромная, мужественная, словом, идеал женщины, который должен быть в жизни. Это — такое лекарство от всего гадкого, что есть на душе, что не знаю, — какое есть еще другое? В стороне стоит диванчик, на котором больной Гейне, каждое утро приходя сюда, плакал».
— У нашей барыни-генеральши тоже вот, — сказал он, надвигая
глубже картуз, — мы еще тогда крепостными были, меньшой сын тоже вот так от большого
ума из пистолета себе в рот выпалил.
Богомолка долго еще рассказывала. Много было странного и наивного, но она относилась ко всему с таким
глубоким благоговением, что улыбка не шла на
ум. Лицо ее смотрело серьезно и успокоенно, как бывает у очень верующих людей после причастия. Видимо, из своего долгого путешествия, полного тяжелых лишений, собеседница наша несла с собою в душе нечто новое, бесконечно для нее дорогое, что всю остальную жизнь заполнит теплом, счастьем и миром.
Он был человек природного
ума и, находясь постоянно при князе, даже вкусил от образованности, хотя очень поверхностно. Впрочем, и образование самого князя не было особенно
глубоким.
Этот отрывистый разговор происходил в день самоубийства князя в одном из комфортабельных номеров «Hotel des Anglais» между вошедшим в номер мужчиной, среднего роста, лет тридцати пяти, с добродушным чисто русским лицом, невольно вызывавшим симпатию, с грустным выражением добрых серых глаз, в которых светился недюжинный
ум, и молодой женщиной, светлой шатенкой, лет двадцати пяти, сидевшей в
глубоком кресле с французской книжкой в руках.
Он давно уже подыскал в
уме своем оправдания ее с ним поступка, ее поспешного бегства из Москвы, после того счастливого для него дня, когда он увидал в ее
глубоких, как море, глазах светоч зарождающейся взаимности.
Он
ума глубокого и обширного, просвещенного и громадной начитанности; она — недалека, неразвита, полу-образованна.
Россия ждала свою родную царицу, дочь Петра Великого, и Елисавета Петровна одним народным именем умела в несколько часов приобресть державу, которую оспоривала у ней
глубокая, утонченная, хотя и своекорыстная, политика, умевшая постигнуть русский
ум, но не понимавшая русского сердца.
Эти вопросы часто смущали
ум Гладких, и он по целым часам ходил порой в
глубокой задумчивости, опустив вниз свою поседевшую голову.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность, и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На всё дело войны он смотрел не
умом, не рассуждением, а чем-то другим. В душе его было
глубокое, не высказанное убеждение, что всё будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.